В Петербурге есть специальная топонимическая комиссия: там решают, как будет называться та или иная улица в городе. Среди тех, кто входит в эту комиссию, встречаются и журналисты. Один из них – Алексей Ерофеев, он в профессии ещё с начала 1990-х. За это время он сменил разные издания и успел написать сразу несколько книг о том, как улицы Петербурга получали свои названия. Если видели когда-нибудь в книжных «Неформальную сленговую карту СПБ» или «Петербург в названиях улиц», то знайте – Ерофеев один из авторов. Мы встретились с ним и поговорили, но уже не о названиях улиц, а о том, как изменилась журналистика за те 30 лет, что он ей занимается.
– Как вы стали журналистом?
– Журналистика меня привлекала довольно давно. У отца были хорошие знакомые спортивные журналисты, одним из них был Лева Кулишов из журнала «Советский союз». Он часто говорил: «Давай, становись тоже журналистом», но я был очень ленивым и всё так на «фу-фу», ни к чему руку не прикладывая. Только после армии я наткнулся на объявление: требовался человек в бюро научно-технической информации с навыками журналиста. Я позвонил, приехал, сказал, что я только что из армии вернулся, что люблю писать. Меня взяли переписывать информационные карты рабочих грамотным русским языком и отправлять в районные газеты. Это была такая первая практика.
– Чем вы занимались в первых редакциях?
– Первая официальная редакция, с которой я начал работать как журналист, это московское информационное агентство «Постфактум». Я был собственным корреспондентом по Петербургу, через год меня повысили, хотя сильно оно не чувствовалось: я дома работал — спустился в тапочки и уже на работе. Периодически, конечно, в Москву заезжал, общался с народом. Когда я стал работать в этом агентстве, естественно, занялся уже новостями. Вначале были только культурные новости, городские, потом пришлось на политику переключиться. У меня расширился круг общения, стали предлагать писать и в других местах.
– Вы начинали публиковаться не под собственным именем?
– Нет, просто бывало я много писал и получалось, что вся страничка только мной заполнена была, а это нехорошо. Плохо, когда пять статей под одним именем,поэтому я и придумывал псевдонимы… «Сахаров», например, это мой дядюшка родной по материнской линии, она Сахарова. Вадим Игнатич – мой папа, поэтому я был «Дмитрий Игнатович». Был псевдоним «Михаил Берлогин» для «Единой России». Я эту партию не любил, но писать как-то там приходилось. Думаю, псевдоним какой-то дурацкий взять для «Единой России»: «Михаил Берлогин» прекрасно подходил, они же медведи! Ну, а если я о проблеме писал один, то таким образом создавал массовость. Это как на войне, когда снайпер пулит в разные стороны, чтобы создать впечатление, что их много. Но на самом деле, все всё знают прекрасно, потому что у меня был случай, когда в редакцию позвонили и прямо узнавали, откуда я знаю сведения, о которых еще никто не знал и официальных бумаг не было, хотя я под псевдонимом писал.
– Сложно было работать корреспондентом?
– Совсем несложно. Корреспондентом я работал в «Парламентской газете» с Леонидом Кравченко, известным человеком, который «Лебединое озеро» пускал в 1991 году на телевидении. С ним приятно было работать, потому что он всегда просил писать нормальные человеческие материалы, которые были интересны для всех. Мне нравилось, что новости для депутатов [они часто читают «Парламентскую газету» – прим. ред.] он собирал не в пределах Бульварного кольца, как в «Российской газете», а имел собственных корреспондентов по всей стране. Но Кравченко был некоторым депутатам неугоден, и, когда ему стукнуло 65 лет, его спровадили. Мне там очень хорошо работалось и после, так как разрешали писать по-жестче – главное, чтобы правду.
– Проблем с тем, чтобы писать правду, у вас не было?
– Нет, никогда. Бывают вещи неприемлемые для одной газеты, но допустимые в другой. Был случай, когда я принес один материал не свойственный для одной газеты – про человека, у которого всё, что было связано с Россией, вызывало аллергию. Это был предвыборный год и мне прямо сказали, что такой материал пропустить нельзя. Иногда в предвыборную кампанию статьи, которые могут навредить кому-то из избирателей, тормозились, но, бывало, конкуренты сами проплачивали и они выходили в свет.
– Вы не писали то, что угодно им, а просто не публиковались?
– Да, именно так. Мне даже предлагали работать на влиятельных людей, говорили, что будут давать готовый материал, компромат на конкурентов, но я был против. Хотя многие ребята на этом квартиры делали, а я вот хожу пешком, зато при своём.
– Как вы из газеты перешли на радио?
– На радио я впервые побывал ещё в 1988 году, когда участвовал в общественном движении. Нас тогда заметила Наталья Ухова, которая работала на радио в программе «Ленинградцы». Предложила помочь ей и сходить на конференцию, послушать выступление по части защиты города и названий, а потом записать всё самое интересное. Так я сделал свою первую передачу. Я два вечера посидел по 3-4 часа, выбрал соответствующие минуты. Я за это дело получил 33 рубля. Тогда это были обалденные деньги! Это я подумал: 15 рублей в день я получил за четыре часа интереснейшей работы, значит 15…75…300 рублей. Это же зарплата хорошего инженера была для 1988 года. Это ж вот как люди зарабатывают!
– Так и продолжили работу?
– Нет, я только помогал. Вот потом, когда стал работать в топонимической комиссии с 1991 года, мне предложили сделать передачу про улицы – «Прогулки по Питеру», которую я вёл на нескольких радио, но не в качестве ведущего, а как эксперт или гость. Уже позже меня пригласили на радио «Петербург»: тогда был период нерабочий сложный, и я согласился, но уже как штатный сотрудник, как хозяин.
– Вам кто-то помогал ставить речь?
– Нет, я сам учился. У меня и сейчас проскальзывает нечеткость, но тут уже сам за собой следишь. Научиться самому без специальных занятий реально, очень даже реально. Конечно, речь у меня далеко не идеальная, но зато грамотная. Это мой плюс, что говорю я грамотно: знаю, как склонять и прочее. Вот у нас девочки есть корреспондентки с акцентом или речь временами нечеткая, раньше не пустили бы их, а сейчас пускают, потому что зарплаты маленькие.
– Но сейчас же на телевидение пускают даже картавых. На радио такого ещё нет?
– Слава богу, у нас нет. Телевидение грешит, да. Мы как раз на днях с коллегами об этом говорили. Раньше это сразу была профнепригодность, исправляли, кто как мог. Я, между прочим, картавил класса до третьего, сын у меня в детстве картавил, но сам попросился к логопеду и научился потом.
– Как думаете, важно сейчас иметь образование или можно и так без проблем влиться в работу?
– Нет, лучше иметь. Потому что всегда, когда человек приходит в определенную профессию, не имея базовых знаний, приходится наверстывать. Тебе дали в институте какие-то вещи, ты понимаешь, что к чему, а без этого чувствуется, что что-то упустил.
– После окончания журфака многие студенты слабо проявляют себя в работе. Чего им не хватает, по вашему мнению?
– Опыта не хватает, конечно. А с другой стороны, иногда приходили практиканты, просто не знаю, как они учились! Я помню, в «Вечернем Петербурге» главный редактор Константин Ников повесил на стене бумажку, где было написано: «Как не надо писать». Оказывается, пришел тогда к нам практикант, и дали ему задание: сходить на соревнования по художественной гимнастике. Почти дословно процитирую: «Вчера в Петербурге в дворце таком-то состоялись Всесоюзные Российские соревнования по художественной гимнастике. Среди девочек были исполнены упражнения с обручем, булавами, лентой и произвольные. Всё это было очень красиво, описать это невозможно, потому что это надо видеть». Вот такая статья в газету. А для чего ты тогда в журналистику пошел, раз описать невозможно? Бывает, приходят молодые люди и не хотят работать, а бывает просто действительно опыта не хватает. Как у меня сейчас девушка работает, ругают ее все, а она всё равно старается. Вот в радио важно к микрофону привыкнуть, есть какая-то магия: ты готов хоть за бесплатно работать. На самом деле опыт молодым передавать – одно удовольствие. Молодых-то не так уж и много на самом деле.