205 лет назад начались 100 дней Наполеона — это событие, во время которого уже отрёкшийся от престола император триумфально вернулся с острова Эльба и в последний раз дал бой европейским монархам. Рассказывать про сами сто дней – не слишком интересно, про них подробно написано в учебниках истории. Любопытнее посмотреть, как к возвращению Наполеона отнеслись интеллектуалы в России: разберёмся с этим на примере Дмитрия Мережковского – одного из крупнейших отечественных мыслителей того времени.
Написанная Мережковским в 1927 году в эмиграции биография Наполеона сочетает в себе историческую достоверность, которая выражается многочисленными ссылками на первоисточник, с философскими рассуждениями самого автора. Книга разделена на два тома: в первом Мережковский рассматривает значение фигуры Бонапарта, а во втором — его жизненный путь. В этом тексте мы разберёмся с первым томом, потому что про биографию Наполеона уже писали раньше.
Владыка мира — последний герой Европы
Мережковский видел в Наполеоне мессию, который пришел в этот мир с невероятной целью — объединить Запад и Восток. В этой идее русский философ сближается с древнегреческим мыслителем Плутархом, который наделял той же функцией Александра Македонского. Кстати, в ходе повествования Мережковский не раз отождествляет Наполеона именно с Александром Великим. По мнению мыслителя, сильная власть в руках французского монарха была необходима для достижения поставленной задачи.
Дмитрий Мережковскийписатель
Дело всемирности есть главное и, можно сказать, единственное дело всей жизни его. Не поняв этого, ничего нельзя в ней понять. Все его дела, мысли, чувства идут от этого и к этому…
Дмитрий Мережковскийписатель
Ставить Наполеону в вину любовь к власти все равно что ваятелю — любовь к мрамору или музыканту — любовь к звукам. Вопрос не в том, любит ли он власть, а в том, для чего он любит ее и что с нею делает… Властолюбие сильная страсть, но не самая сильная. Из всех человеческих страстей — сильнейшая, огненнейшая, раскаляющая душу трансцендентным огнем — страсть мысли; а из всех страстных мыслей самая страстная та, которая владела им — «последняя мука людей», неутолимейшая жажда их, — мысль о всемирности. Может быть, это уже не страсть, а что-то большее, для чего у нас нет слова, потому что вообще, как верно замечает госпожа де-Сталь, “личность Наполеона неопределима словами”
Дмитрий Мережковскийписатель
Наполеон не человек с идеей всемирности, а уже всемирный человек, или, говоря языком Достоевского, «слишком ранний всечеловек». И в этом, как во многом другом, он — «существо, не имеющее себе подобного», по глубокому впечатлению госпожи де-Сталь…
Находясь в эмиграции, Мережковский часто ловил себя на мысли о закате западной цивилизации. Именно в фигуре Наполеона он видел сильную личность, способную сохранить старый мир за счёт великих свершений. Мережковский называл Бонапарта «последним героем Европы».
Полубог или дьявол? Добро или зло?
Говоря о моральной стороне действий Наполеона, Мережковский вступает в полемику с философией романа «Война и мир» Льва Толстого. Если романист осуждает французского императора за развязанную войну, то Мережковский смотрит, как говорил Фридрих Ницше, «по ту сторону добра и зла». Он отмечает положительные изменения, которые произошли по воле Наполеона: реабилитацию католической церкви и вообще веры на территории Франции, победу над внутренней разрухой в своей стране, невероятный культурный толчок, вызванный реформами Бонапарта.
Дмитрий Мережковский писатель
Да, люди так никого не любили, так не умирали ни за кого, вот уже две тысячи лет… Страшно то, что он говорит: „Такой человек плюет на жизнь миллиона людей!“ Но, может быть, еще страшнее то, что миллионы людей отвечают ему: „Мы плюем на свою жизнь за такого человека, как ты!“
Дмитрий Мережковский писатель
«О Наполеон, в тебе нет ничего современного, ты весь из Плутарха!» — воскликнул однажды, взглянув на девятнадцатилетнего Буонапарте, старый корсиканский герой, Паоли.«Весь из Плутарха»— значит весь из древней бронзы или мрамора, совершенный герой, человек совершенной добродетели…
Дмитрий Мережковский писатель
Полнота бытия, — не жизнь, а то, из чего выходит и во что возвращается всякая жизнь, — бытие в высшем пределе своем; то сущее, что делает самого Наполеона, по слову Ницше, «существом реальнейшим»…
Дмитрий Мережковский писатель
Может ли хороший человек совершать «злодейства»? Прежде чем ответить, пусть каждый из нас вспомнит, нет ли и в его жизни «Энгиена»? Может быть, не худшие, а лучшие из нас ответят: «Есть». Да, у каждого из нас — свой Энгиен — чумное пятно, которым проступает на всякой душе человеческой то, что христиане называют «первородным грехом»: у маленьких — маленькое, у средних — среднее, а у больших — большое. Было оно и у кроткого царя Давида: Урия Хеттеянина кровь. Между Давидом и Наполеоном разница, конечно, большая: тот покаялся, а этот каяться не захотел, или не мог, или сам не знал, что кается…
Революционный монарх
Говоря о Наполеоне, советские историки вроде Евгения Тарле и Альберта Манфреда писали о его классовой составляющей. Склонялись они к революционному характеру Наполеона, его верности идеалам Робеспьера. Однако такая позиция искажает взгляды Бонапарта, и это заметил Мережковский: ведь не мог убеждённый республиканец вернуть в страну абсолютную монархию.
О диалектике классового мировоззрения Наполеона Мережковский писал очень много. Философ говорил об очищении идеалов равенства и братства от якобинского террора, которого и достиг Наполеон, став монархом. Также писатель высоко оценивал реабилитацию церкви, шедшую наперекор атеистическим идеалам революции 1789 года. Наполеон, по Мережковскому, смог совместить за счёт своей воли силу монархического строя и равенство, закреплённое в правовом кодексе на государственном уровне.
Дмитрий Мережковский писатель
Ему нужна «тайна», нужно «сверхъестественное»; это значит: нужна религия. Дойдя до какой-то крайней точки в своих мыслях о мировом владычестве, вдруг понял он, что ему не обойтись без религии: что не может быть всемирного объединения людей без внутренне объединяющего центра, абсолютного Единства — Бога… «Я создавал религию. Я видел себя на пути в Азию, на спине слона, с тюрбаном па голове и с новым, моего сочинения, Алкораном в руках». Это говорится, конечно, с усмешкою. Он слишком умен, чтобы не понимать, что Алкораны не сочиняются, религии не создаются…
Дмитрий Мережковский писатель
Душа Наполеона — душа Революции. Он молния этой грозы: чудо морское, выброшенное на берег бездною… Революция вскормила его, как волчица Ромула. И сколько бы ни проклинал он ее, ни убивал ее, он всегда возвращается к ней и припадает к ее железным сосцам: кровь в жилах его — волчье молоко Революции… Он — сама она во плоти: „Я — Французская Революция“, — говорил он после казни герцога Энгиенского, одного из самых злых и страшных дел своих, — но не безумного: связь его с цареубийством 1793 года, Террором, душой Революции, упрочена этою казнью…
Дмитрий Мережковский писатель
Вот что влечет людей к Наполеону: древняя мечта о потерянном рае, о царстве Божьем на земле, как на небе, и новая — о человеческом царстве свободы, братства и равенства…
Дмитрий Мережковский писатель
„Я — Французская Революция“, — говорит он в начале империи, а в конце: „Империя есть Революция“… Революция — хаос. Силы ее бесконечно-разрушительны. Если дать ей волю, она разрушила бы человеческий космос до основания, до той «гладкой доски», о которой поется в Интернационале. Чтобы спасти космос, надо обуздать хаос. Это Наполеон и делает, и, как бы мы ни судили о всех прочих делах его, надо признать, что это дело — доброе, и даже святое, или, как сказали бы древние, «богоподобное», потому что боги суть, по преимуществу, обуздатели и устроители хаоса… “Я закрыл бездну анархии, я устроил хаос: я очистил революцию”…
Дмитрий Мережковский писатель
Остается тезис и антитезис — Свобода и Равенство — в неразрешимой антиномии: свобода в анархии или равенство в рабстве; власть одного над всеми или всех над одним; уничтожение общества в хаосе или уничтожение личности в проклятом космосе. …Эту антиномию Наполеон, может быть, смутно чувствовал, но не разрешил ее, а только устранил, пожертвовал свободой равенству…
