Буллинг в школе

По данным Юнеско, жертвами травли становятся примерно 27% российских школьников. Недавно на Медузе вышел большой материал Юлии Дудкиной о буллинге в школе. А в 2017 году весь интернет обсуждал видео, где мальчик Китон Джонс рассказывает о травле в школе. Видео стало вирусным и в очередной раз вернуло всех нас к обсуждению буллинга. Помогают ли такие огласки на самом деле? Могут ли подобные видео подтолкнуть этих пассивных наблюдателей к сочувствию по отношению к жертве? Или они так и останутся наблюдателями?
«ШП» обсудили буллинг и свой опыт, с ним связанный.

Как все устроено

Максим: У нас очередной круглый стол, и сегодня мы дошли до темы буллинга в школе. Насколько корректно то, что мама записала видео со своим ребенком, который на весь мир говорит, что его травят? Помогло бы такое видео в России?

Юля: Я думаю, таких людей в школе начнут еще больше травить, потому что они сказали это на камеру. За него еще вступилась девушка, которая занимается боевыми искусствами и готова быть его телохранителем. Мне кажется, что этот вариант хуже. Одно дело, когда ты находишь какую-то поддержку в коллективе, а другое дело, когда ты находишь её извне.

Максим: Видео активно разошлось по миру, и проблема стала более видимой. Буллинг есть в большинстве школ, или во всех?

Юля: Мне кажется, что во всех школах есть буллинг. Это явление, не зависящее от самого учебного заведения. Таково общественное мнение, что, если человек сильный, его никто не тронет, он может за себя постоять. Даже если тебя буллят, то первый сигнал от общества – дай сдачу. Сделай так, чтобы ты встал с ними наравне.

Максим: На Лурке в статье о школьной иерархии сказано, что существует такой стереотип о мальчике альфа-самце, у которого всегда есть приспешники, девочке-красавице, девочке – серой мышке, и так далее. То есть, такой набор ролей от класса к классу, который примерно одинаковый в любой школе. А есть ли какие-нибудь рецепты, как должна вести себя школа, чтобы буллинга не было?

Маша: В социологии, по законам малой группы, роли всегда будут распределяться одинаково. Если убрать белую ворону, то ее место займет другой. Если убрать главаря, то главарем станет следующий.

Наташа: В моей школе есть классы, где иерархия проявляется четко. А есть классы, где нет четкой иерархии, но с кем-то больше общаются, с кем-то меньше. Все очень по-разному.

Что делать?

Максим: И все-таки, что может сделать школа? Я знаю, что проблема буллинга более или менее успешно решается в Скандинавских странах, где 10 – 20 лет назад буллинг был нормой жизни, а сейчас такая проблема уходит. В России масштабы уже, конечно, не такие, как в 90-х. А в Америке проблема остается до сих пор острой. Есть какие-то рецепты, что сама школа может делать?

Наташа: А насколько буллинг силен в классах, где мало детей? Может, нужно уменьшать количество детей в классах?

Маша: Я в этом году видела три разные школы в разных районах города, где буллинг был везде, но в разной степени. В одной школе это ещё не проявилось, потому что большинство там были новичками, но было видно, что есть довольно агрессивные ребята. Другая школа – лицей с маленькими классами (не более 20 человек), где директор с учителями и школьниками придумывают много активностей. И там довольно спокойные ребята, но один парень сильно отличался от других (возможно, у него какие-то расстройства). Он был очень агрессивен, и ребята ему отвечали тем же. При этом у них в классе есть один мальчик – типичная жертва, который вел себя очень пассивно и всех слушался. Но его поддерживали. Я была очень удивлена, ведь он был легкой добычей для всех, кто захотел бы его травить. В третьей школе ко мне в группу пришли и жертвы, и хулиганы. Буллинг был вербальный и пассивный. Дети нам рассказывали, что учителя их обзывают, они постоянно сталкиваются с предвзятым мнением со стороны руководства школы. Хулиганы страдали от учителей, а дальше они выплескивали это на других ребят.  Было видно, что учителя очень напряжены, и им сложно договариваться с начальством, а в классах  более 30 человек.

Максим: Да, очень важно создать атмосферу, в которой себя хорошо чувствуют учителя, потому что все начинается с них. Не секрет, что существует система при которой директоров собирают на совещаниях, где на них кричат; далее директор кричит на учителей, учителя — на детей. То есть происходит копирование модели неуважительного поведения. Что еще можно сделать?

Маша: Убрать различные мероприятия, где нужно занимать 1, 2, 3 место. Нужно делать мероприятия, где можно проявить разные способности и где тебя не будут оценивать по критерию «лучший» и «худший» (как для детей, так и для учителей).

Максим: Помимо истории с конкуренцией в наших школах есть история про коллективную ответственность. «Если сейчас не сознаетесь, кто это сделал, то всем классом будете оставлены после уроков». У меня в школе была девочка, которая много где участвовала и удивлялась, что не участвуют другие. И когда я говорил ей, что они не участвуют, потому что просто не хотят, она начинает апеллировать к тому, что «но я ведь стараюсь». То есть, они спускают эту систему ответственности на себя. Касаемо конкуренции, с одной стороны, я не очень люблю, когда учителя холодно относятся к ученикам. Но, с другой стороны, возможно, это хорошо, потому что дети не чувствуют, что есть любимчики. Возникает какое-то равное отношение.

«Кабинет доверия»

Наташа: Было бы хорошо, если бы в каждой школе был психолог, который проводил бы занятия с детьми в форме тренингов на сближение. А сейчас психолог приходит и говорит: «Сейчас мы проведем занятие, чтобы вы все друг с другом дружили». Понятно, что это будет никому не интересно.

Максим: И при этом, проводит типичное занятие на коллективную ответственность, кто-то не сделал – начинаем сначала.

Юля: Да, в школе не хватает хороших психологов. И учителя часто не говорят им о тех, кого касается буллинг или травля. У нас в школе была девочка, которая не часто в нее ходила. Она была очень умная, ей эта школа была неинтересна. При этом, она выглядела довольно нестандартно. И психолог за ней год бегала и искала ее, вместо того, чтобы помочь тому, кому помощь была нужна.

Максим: В одной из школ, где я работал, был очень активный психолог, и это чуть не привело к трагедии. Она зачем-то для себя вычисляла, кто к кому и как внутри классов относится. Она позвала к себе в кабинет одновременно двух девочек и сказала: «Знаете, данные опроса показывают, что вас не любят в классе». Она очень много работала. Но ведь важно, как она работала.
Некоторые представители частных школ рассказывали, что у них есть несколько важных рецептов. Первый – идеально, когда классы сильно разновозрастные. Например, на физкультуре или рисовании совершенно свободно могут сосуществовать дети разных возрастов. Смысл в том, что старший помогает что-то делать младшему. Вторая история, — это открытость внешней среде. В Петербурге даже в хороших технических, физико-математических школах буллинг является нормой из-за закрытости сообщества. Вся их жизнь происходит внутри класса и не выплескивается вовне, коллектив больше закрывается и живет внутри себя, то есть, ты принудительно находишься внутри этой группы людей.

Нас травили

Максим: Сейчас я попрошу вспомнить любую историю травли, в которой вы участвовали. Если эта история как-то разрешилась, то расскажите, как. Если нет, то давайте вместе подумаем, как можно было бы с этой ситуацией справиться?

Гриша: У меня было две школы. В первой я провел 9 лет, и у меня был опыт травли. Как он разрешился? С одной стороны, я нашел себе поддержку со стороны тех, кто был старше. Так получилось, что, не имея нормального общения в классе, я подружился с теми, кто старше на два класса. И у меня было относительно привилегированное положение. Но я понял, что не могу оставаться в том коллективе, ни на каких условиях и просто перешел в другую школу. Для меня это очень сложный опыт, о котором до сих пор не знает мама. У меня на тот момент родители были в разводе, и я попросил отца написать заявление о переводе. Я никому не рассказал о травле из нового класса. А в другой школе, куда я уже перешел, у меня не было опыта травли, потому что я, видимо, подсознательно понял, как работает этот механизм, и знал, что делать, чтобы закрепиться.

Максим: Часто это очень хороший рецепт, но мало кто им пользуется. Мало, у кого хватает смелости поговорить с родителями по этому поводу или подумать о том, что можно сменить саму среду и начать всё с начала. Если ты стал предметом постоянной, ежедневной травли, то это чуть ли не единственный выход – сменить сообщество и попробовать жить с этим опытом в других условиях.

Настя: Сначала меня травили, потом я стала травить. Мне было это важно. Потому что мне было опаснее оказаться по ту сторону, чем по эту. И я считаю, что в истории с видео, где мальчик говорит о травле, ребята не осознают роль пассивного хулигана. Если бы я поняла это в школе в 10 классе, я бы могла что-нибудь сделать. Но я не понимала.

Максим: А можно было бы сделать что-нибудь, чтобы ты поняла?

Настя: Да, нужно было про это разговаривать в школе, про то, что есть социальные роли, про то, почему дети так делают. Мы не понимали, зачем мы это делаем. У нас травили девочку: она перешла в наш класс из того, где её травили. Через год наши классы соединили, и хулиганы снова начали травить её, но с ещё большей силой. Их практически выгнали из школы, за что мы на неё обозлились, потому что это были классные ребята. С нами никто тогда не разговаривал про это. Никто с нами не пытался разобрать и понять, что происходит.

Максим: У нас была история, когда буллинг обострился. Это было после того, как нам на каком-то уроке показали фильм «Чучело». И тут же началась тема про бойкоты и травли. На ровном месте. Нам просто рассказали, как можно.

Настя: У меня есть история про ошибки. Я однажды решила провести игру в классе по какому-то учебнику: там нужно было делить детей на кареглазых и голубоглазых. Я вроде бы все нормально провела, включая и рефлексию. Потом мне звонили родители и говорили, что я провела националистический урок. Дети вышли из класса, и у них продолжилось «вы кареглазые – вы тупые», «мы — голубоглазые, мы – такие классные». Их было не остановись. Я потом долго разбиралась с этой ситуацией. Здесь надо быть очень осторожным. Я не думала, что так может закончиться.

Максим: Это то же самое, что проект «Волна». Разделение на умных детей и на детей второго сорта. Форма специальная, приветствие специальное.

Маша: У меня есть история, где справились с буллингом. Я была уже в роли педагога. У нас было два парня, которые смеялись над девочкой, которая младше их на 3 или 4 года. Она была странная, и они смеялись над каждым её движением. При этом, ей было некомфортно, и она не понимала, почему они смеются. Педагог, с которым я работала, отдельно с каждым из этих парней разговаривала. Наедине они были умные и хорошие парни. Она задала вопрос и тому и другому: «Зачем ты это делаешь? Что ты хочешь доказать? Ты на 4 года старше, и ты крутой в этой ситуации? Или что?». Им обоим было принципиально быть крутым, и она им показала, что это не так. Это сработало.

Наташа: После того, как мы в школе посмотрели сериал о «Школе Саммерхил», я попросила учеников описать их видение про идеальную школу. И один ученик написал, что идеальной школы нет, и всё это отстой. Я позвала его и спросила, почему у него такое странное сочинение. А он стоит и плачет. Он сказал, что школа плохая, все дети и учителя отвратительные, находиться в этой школе он не хочет. Это был новый класс, я была с ним не знакома, и я спросила: «Что у тебя совсем нет здесь друзей?» В классе было 25 человек. Он был растерян и напуган, но при этом часто привлекал к себе внимание на уроках. Я не знала, как поступить в этой ситуации. Я не стала ставить оценку за сочинение и поговорила с его классной руководительницей, чтобы узнать, что происходит. Она сказала, что разговаривала с ним, и он тоже плакал. Родители ничего не делали, потому что они не хотели переводить его в другую школу. Ситуация неразрешенная. С ребенком никто не общается, ему тяжело. Родители думают, что оберегают его, не переводя в другую школу. Видимо они считают, что здесь ему плохо, а там ему будет ещё хуже.

Советы родителям

Максим: Здесь родителям очень важно обращать внимание не только на то, сколько людей поступает после этой школы в ВУЗы или какой средний балл по ЕГЭ, но и следить за атмосферой. Можно прийти в школу заранее, быть на связи со школой и со своими детьми. Это важная, но очень сложная вещь для ребенка — сказать, что ему дискомфортно. Кстати, о воспитании для родителей есть прекрасная лекция Димы Зицера — «Свобода от воспитания».

Юля: Мне кажется, в таком классе, если будут травить не его, то кого-нибудь другого. Здесь нужно решить проблему внутри класса. Родителей при этом, мне кажется, вообще не надо включать, если там нет проблемных, неблагополучных семей. Нужно разговаривать и вести работу с классом. В первую очередь классному руководителю.

Максим: Если это возможно. Часто бывает, что настолько все затянуто, и практика насилия привычна, что единственный вариант — это расформировать этот класс. На что школы не пойдут, хотя это единственный рецепт для коллективов, где травля устоявшаяся, и в нее включена значительная часть учеников класса. Для меня понятнее история, когда нет параллельных классов. Даже если есть классы в параллели, то в другом здании и в другой атмосфере. Для многих школ это принципиально важно делать классы меньше. В американских школах, где проблема буллинга очень остро стоит, вообще нет классов, но там 1500-2000 учеников в школе примерно одного возраста. Там каждый предмет с разными детьми. Но там все случается на переменах.

Юля: Учителя постоянно сравнивают детей. У нас было гендерное разделение, учительница говорила: «А мальчики написали эту контрольную лучше». Может быть, надо как-то кардинально менять работу с родителями? Учить их переставать сравнивать их детей с другими и говорить, что их ребенок должен делать «вот так». Ребенка заранее учат, что он должен сравнивать себя с другими.

Сам виноват

Максим: Бывают ситуации, когда ребенок начинает ябедничать и вести себя очень вызывающе или с явными психическими отклонениями. И родители хотят, чтобы их ребенок учился в нормальном классе, хотя отклонения достаточно сильные, и на них невозможно не обращать внимания. Когда ребенок стучит и ябедничает постоянно, это раздражает. Как в таких ситуациях вести себя? В одном классе? Как не скатиться до травли, чего иногда очень хочется?

Гриша: У меня был такой опыт. Был одноклассник, который стал жертвой, потому что он выдумывал то, чего не было, создавая учителям проблемы. Он выдумал ситуацию, что одноклассник его избил прямо на уроке. В итоге, даже полиция приходила. Пытались мирно урегулировать мифический конфликт.

Максим: У меня была похожая проблема. Человек говорил, что его избили, чего не было. Но после того как конфликт раздулся, его все же избили. Это очень опасная ситуация, потому что ребенок вызывает агрессию, в том числе и у взрослых, и тогда они перестают его защищать. Это касается и хулиганов. В чем их проблема? К ним начинают относиться как к хулиганам, с которым нельзя нормально разговаривать. Здесь надо как-то очеловечивать.

Наблюдателям и хулиганам

Максим: Какой совет можно дать человеку, который травит и не может остановиться? Иногда он даже понимает, что это плохо. Он входит в раж, и это повторяется изо дня в день.

Наташа: Надо идти к психологу. Ведь хулиганы тоже этим что-то показывают. Это способ обратить на себя внимание.

Максим: Агрессию можно снимать где-нибудь в спорте.

Юля: Если ты не можешь остановиться, надо оградить себя от человека, которого ты травишь, не обращать на него внимание.

Наташа: Это тоже сложно. Я узнала историю, когда оказалось, что мальчика бьют дома, а он об этом молчал. Но при этом, он бил всех в школе, в том числе, и девочек. Здесь сложно сказать: «Перенаправь свою энергию». Ему надо именно кого-то бить, потому что для него это норма жизни.

Максим: Рецепт для наблюдателя: обращать внимание.

Наташа: Осознавать, что если ты ничего не делаешь, ты потакаешь, либо даешь разрешение на драку. И в твоих руках человека от этого оградить. Понятно, что самому страшно оказаться на месте жертвы. Но есть ребята, которые не вступаются по принципу «это не мое дело». Но если ты обладаешь какой-то силой, ты можешь остановить. Даже если ты один или два раза скажешь: «Всё, хватит, не надо». У меня была такая ситуация в школе, когда меня обижал мальчик, головы на две выше. И к нему подошел такой же мальчик и спросил: «Ты что вообще делаешь?» Если ты в какой-то своей ситуации оглянешься и попросишь помощи, люди увидят, что ты ищешь помощи и подойдут. Если ты сидишь и не смотришь, люди не поймут, что ты ищешь помощи.

Кибербуллинг

Максим: Некоторые сталкиваются с тем, что в социальных сетях в личные сообщения пишут гадости или угрозы. Есть несколько разных линий: первая – случайно забредшие хейтеры, которые возмутились, увидев что-нибудь на твоей странице. Здесь важно не вестись и просто добавить его в черный список. С одноклассниками это сложнее. Потом будет разборка. Многие не обращают внимания на то, как они ведут себя в социальных сетях. Я состою в нескольких чатах, где время от времени вспыхивают взаимные оскорбления из-за того, что кто-то сфотографировал кого-нибудь в неприглядном виде, а потом выложил в интернете. Этим взрослые люди занимаются. Здесь нужен важный навык думать про последствия. Важно осознавать границы и последствия, к которым ты готов.

Юля: Мне кажется, относительно школьного буллинга, это обычно идет от одноклассников. То есть если тебя не травят в школе, тебя не будут травить в интернете.

Максим: Типичная история: девочка, которую никогда не травили, сделала с мальчиком откровенную фотосессию: сфотографировалась в нижнем белье или без белья. Мальчик выложил в интернет. Я тысячи таких историй знаю. И здесь начинается травля. Так часто бывает, что первый доверяет, а второй начинает издеваться и сливает.

Наташа: Я думаю, на этот вопрос стоит ответить тем людям, которые сейчас школу закончат, у которых с детства был интернет. Они и должны давать рецепты. Я не знаю, что значит сидеть в ВКонтакте, будучи сегодняшним школьником. Я не могу дать никаких советов, сейчас я, взрослый уже человек, контролирую последствия. Может быть надо, чтобы выпускники приходили к шестиклашкам и говорили: «Так короче, личное не выкладывай».

Максим: Здесь сложная история, потому что, с одной стороны, хочется быть свободным, но все время надо отдавать отчёт, что сейчас ты свободный, а жизнь у фотографий долгая. Не хочется так жить, чтобы всю жизнь под контролем держать. Хочется кому-то доверять.

В сухом остатке

(субъективное резюме редактора)

Большое спасибо Илье Гурьянову за расшифровку и Марине Потехиной за корректуру текста.